Еще о советах старого охотника

Еще о советах старого охотника

Лесной ручей.

Туман.

Мужская футболка «Totoro с зонтом».

Гроза — картина на зеркале.

Мужская футболка 3D «Волк».

Впервые мне в руки дал «тозовку» («Тоз-8») старший брат Саша. Жили мы на севере Бурятии, на прииске Мок.

Старший брат в свои 16 лет мыл золото, сплавлял барки от Романовки и имел три ружья «Тоз-8» (малопулька) и две тулки-курковки 16 калибра.

Мне тогда было 7 лет. Поставил он на высокий торос коробок спичек, отмерил 25 шагов, показал как целиться в коробок. Положил меня на лед, положил под «тозовку» льдину, я тщательно прицелился и сбил коробок с первого выстрела. Брата это удивило, он опять сбегал и поставил коробок, я опять попал, третий и четвертый выстрелы были точными, мало того, пули ложились почти все в центр коробка.

Ну а из дробовика я стал стрелять, когда мой брат ушел в армию и великолепная «тулка» с превосходным боем (как я впоследствии убедился) попала ко мне в руки с разрешения моей матери.

Первую утку я стрельнул влет и сбил. Вот тогда я в возрасте 12 лет окончательно заразился охотой.

И неудивительно, что вопреки правилам спортивной стрельбы, меня допустили к стрелковым соревнованиям по школе еще в пятом классе, где я с первого раза выиграл первенство школы по стрельбе из «тозовки».

В начале шестидесятых годов начали появляться отечественные вертикалки. Сначала «ИЖ–Спутник», а потом и «Иж-12» 16-12 калибров.

Я узнал, что в магазине появились семь вертикалок «Иж-12» 16-го калибра. Ринулся в магазин, стал внимательно перебирать все семь ружей, и только одно из семи соответствовало моим требованиям. Точность подгонки ствольной коробки, идеальная округлость стволов и проверка на иглу.

Ствольная коробка проверяется просто. Чистой ветошью протираются все внутренние части ствольной коробки и стволы с запорами. Закрываешь ружье и дуешь в стволы с концов. Если подгонка идеальная, то воздух практически не проходит через соединения. Это результат качества подгонки. Проверка на иглу: берется обыкновенная тонкая иголка №1, слюной делаем мокрое пятнышко посреди ствола (у вертикалки сбоку), кладем стволы горизонтально и на это мокрое пятнышко кладем иглу ровно поперек ствола. Если сталь стволов качественная, то игла почти мгновенно разворачивается вдоль ствола. Если игла не поворачивается, я такое ружье не возьму.

Сам я до сих пор не понимаю причину разворота иглы, скорее всего это магнитное поле ствола, но такую операцию я проделываю на каждом стволе.

И последний осмотр – обычный, но очень важный. Чистим оба ствола, и очень внимательно смотрим каждый ствол на предмет колец в стволе. Если кольца теневые, идеально складываются один в один и не имеют эллипсов, то стволы хорошие и не уведены при пайке. Если заметны даже чуть-чуть эллипсы, стволы бракованные, и рон у них будет, либо слабый, либо совсем плохой.

Вот это основные требования к качеству ружья. Ложа тоже имеет свои преимущества и прикладистость, и отсутствие оного. Но это можно исправить самому, либо приноровиться путем тщательной тренировки дома.

Смотришь на какую-либо точку и, не отводя взгляда от этой точки, вскидываешь ружье к плечу и смотришь, насколько отклоняется мушка от намеченной точки.

Так вот выбрал я из семи стволов один, все остальные шесть были и дефектами.

Беда началась сразу на первой охоте по утке. Стрелял из заводских готовых папковых патронов с дробью 3.25.

Бой ружья хороший, но отдача была очень сильной и болезненной. Дело в том, что я любил сплавляться по реке Амазар, или Могоча по большой весенней и осенней воде. И стрелять приходилось навскидку из любого положения.

Я начал «мазать», т.е. дергаться из-за боязни выстрела. Естественно, меня это не устраивало. Стрелок я был неплохой, а тут промахи из-за отдачи. Крепко подумав о снаряжении патронов, я для начала обзавелся весами, дозатором и закруткой.

Разрядил заводской патрон, все взвесил – порох, пыжи дробь. Все было согласно заводским условиям и нормам.

Но почему отдача такая сильная? Я купил сотню папковых гильз и начал отвешивать десять разных зарядов.

Пыжи придумал немножко по-другому. Войлочные пыжи резал по полсантиметра толщиной. Вдобавок обычным картоном нарубил прокладки из тонкой бересты, не толще 1,5 мм.

Пять зарядов с навеской пороха 1,8 г я снарядил с плавным уменьшением веса дроби, меньший навес составил 26 граммов.

Пыжевал так: на порох – картонную прокладку, затем, войлочную и на него березовую, опять войлочную, на него березовую и т.д. до нужной высоты под закрутку. На дробь тоже березовую.

Вторые пять зарядов я снарядил с увеличением пороха и прежним уменьшением веса дроби, т.е. до 26 граммов, последний патрон был снаряжен пороха, 2,1 г – пороха, дроби 26 г, дробь № 3,25.

После чего испытывал стрельбой по пол-литровым бутылкам на расстоянии полномерных пятьдесят шагов.

Самый высокий результат с наименьшей отдачей, большой кучностью и резкостью боя показал последний заряд с весом пороха 2,1 г, порох дроби 26 г под № 3,25.

Я добился, пожалуй, самого высокого результата за свою охотничью практику.

Уток бил влет в пределах ста метров и подранков не было, чего уж говорить о сидячей дичи.

С пулями было сложнее, но и тут я изготовил свою пулю. Для подкалиберной круглой пули приделывал хвостовик из трехсантиметрового плотного войлока. Крепил этот пыж саморезом, предварительно просверлив нужное отверстие в пуле. Вес пули не превышал 24 г. Использовал всегда только «Сокол», на пулю отвешивал 2,5 г.

Пуля пробивала у сохатого обе лопатки и застревала под шкурой с обратной стороны. Зверь падал, как подкошенный. Свинец на пули применял мягкий. С картечью тоже было все на высшем уровне. На картечь в четыре и три ряда я отвешивал пороха «Сокол» 2,2 г в папковые гильзы, а в металлический 2,4 г, но заливал картечь сплавом в равных долях: парафин, гудрон и канифоль.

Глухариные заряды дробью 00 при заливке смесью, давали уверенный бой до 60 метров без подранков.

Последние мои годы охоты омрачились болезнью глаз. Глаукома, и мне пришлось оставить нарезное оружие, не стал видеть мушку. И я целиком перешел на гладкоствольные, купил себе для отстрела пушнины «Иж-18» 32 калибра бескурковку. Дроби – всего наперсток и также заливал смесью. Забыл рассказать про смесь. Грею до появления дымка, показателя, что раствор проник во весь дробовой или картечный заряд.

В березовых прокладках – кроется качество выстрела. Я, применяя эти березовые прокладки, убедился в высоком их качестве, на обтюрацию. Лучших прокладок, даже сделанных из пробки, я пока не нашел. Конечно, при такой зарядке картечью и пулей отдача – будь здоров, и прижимать приклад к плечу надо очень и очень тщательно.

Всякого оружия я перевидал и перепробовал много. В моей жизни лучшими были и остаются винтовки «Ли-энфилд» и наша замечательная трехлинейка «Мосина». Сейчас мне 72 года. У меня есть свой промысловый охотничий участок, на котором три зимовья, и главное – большой опыт охотника-промысловика. Моими учителями были эвенки и русские охотники старой закалки.

Повидал много всякого. Испытал на себе все прелести и тяготы охотника-промысловика. Много прошел пехом по северной забайкальской и прибайкальской тайге. Попадал в крутые переплеты и не раз был у самого края жизни. Выходил победителем благодаря крепкому здоровью, большому опыту и знанию тайги.

А главное – неуемная страсть к охоте. Сейчас уж седина, колени болят, и глаз всего один видит, а в лес тянет, и дело уже не в количестве добычи. Это как раз уже меня мало волнует. Побродить, послушать лай своей верной собачки, полюбоваться зверем, не трогая его, послушать токующего рябчика и глухаря, заночевать в зимовье, где крепко спится и на душе покой.

Еще о советах старого охотника

«За рога эти приезжий немец машину мне предлагал». История старика-охотника, который 75 лет за зверем ходил

88-летнего Иберта Крысюка из Гожи, что под Гродно, называют самым старым охотником района — он ходил на зверя последние 75 лет и еще совсем недавно, несмотря на солидный возраст, отправлялся в лес. А еще — обустраивал маленький, но уникальный музей природы у себя дома. Но в последнее время из-за болезни мужчина стал плохо передвигаться, и дни его сейчас проходят однообразно: посидеть с книжкой в беседке на берегу озера, посмотреть телевизор, проковылять по двору. А лес-то — вон он, через дорогу, но дойти туда сейчас подобно подвигу. Музей же, по большому счету, нужен оказался только хозяину, хоть в Гоже о коллекции охотника знают и обязательно расскажут приезжим об уникальном «дядьке Викентьевиче». Иберт грустит и как-то пытается приспособиться к новой реальности.

— Все, закончилась недавно моя охота, — горько замечает мужчина и показывает на клюку. Подвели ноги.

Иберт сначала не верил, что с делом всей его жизни, охотой, покончено — и попытался сходить в лес. Получилось не очень: в одной руке — ружье, во второй — палочка, а еще надо взять табуреточку, порох, дробь, ссобойку. Проковылял по лесам и полям, плюнул — вернулся домой и зачехлил ружье.

— Надо продать оружие, что ли, — неуверенно говорит мужчина. Кажется, он еще не до конца осознал свое положение и где-то в глубине души верит, что вот-вот все вернется на круги своя. — Плохо без работы и активности. Только вот машина осталась — езжу на ней. Ходить не могу, а ездить еще ого-го как могу!

Иберт смеется, несмотря на то, что тело малоподвижно, душа у него молодая: «Детский возраст! Бывалые охотники говорят, что дни, проведенные в лесу, в жизненный срок не засчитываются».

А на охоту Иберт уходил каждые выходные.

— Я сразу жене сказал: суббота и воскресенье — мои дни. Она не поняла. Взял тогда ее на охоту. Походила со мной и говорит: все ясно, ходи, договорились.

Про охоту мужчина может рассказывать долго и обстоятельно. Жалуется, что в лесах не осталось кабанов — почти всех побили из-за африканской чумы свиней.

— Плохо это, нарушается вся лесная система. Да и диких коз тоже нет. Раньше выйдешь в лес — ходят большие стада. А сейчас — одна-две особи хорошо если выйдут на дорогу. Я в последнее время как видел их, опускал ружье — жалко. Поросят тоже не убивал. Зачем? Охота — это не тупое уничтожение животных, это целый ритуал: ты один на один с большим зверем. А маленькие — какой с них толк? Да и мяса никакого. Просто убить? Так настоящие охотники не делают. Да и не ради мяса на охоту ходят. Хотя, конечно, классно: добыл зверя, мясо потом разделил на всех и привез домой. Солили, морозили. Шурпу люблю. Я туда не кладу ни картошку, ни перловку, чисто мясной навар люблю… Любил, наверное, так правильнее сейчас говорить, да? Или вот лоси. Мы их уже много лет не бьем. Но кто-то в окрестных лесах отстреливает: лосихи-то приносят по одному-двум телятам, а больше лосей у нас не становится. Все надо делать грамотно и хорошо рассчитывать, чтобы животные доставались не только нам, но и остались нашим детям и внукам. Тогда будет толк. Я не браконьер, а охотник — бездумно животное не стреляю.

Охотой мужчина «заболел», будучи еще ребенком. Первую одностволку купил в 12 лет. Говорит, повезло, что продали, но был он рослым мальчишкой, а продавец, если и понял, что перед ним подросток, вида не подал. В то время регион находился под немецкой оккупацией, а оружие продавали относительно свободно.

— Собирал долго деньги. И за ружьем пошел в Гродно пешком: 18 километров туда, 18 — обратно. Оружейный магазин был тогда на нынешней Советской. Там и купил. Прятал его. Первую свою охоту помню, как сейчас. Пошел в поле на зайца. Выследил, выстрелил, но только ранил и долго ходил его искал. Нашел. А потом соседский мальчишка говорит, что знает, где еще один сидит. Получается, погнался за двумя зайцами — двух и поймал. Так и началась моя охотничья история. А ружье, когда малой был, прятал в куче камней около поля. Крушна это называлось. Сделал там схрон. Вместо школы ходил на охоту. Оружие выну, портфель — спрячу. В 17 лет, чтобы получить специальное удостоверение, пришлось даже уговаривать тогдашнего председателя сельсовета выдать мне справку, что я — совершеннолетний. Пришлось проставиться банкой самогонки. И вот с этой справкой о мнимом совершеннолетии потопал в Сопоцкино, там тогда «район» был. Выдали мне дробь и все разрешения. Так я официально стал охотником.

Никто в семье Иберта охотой не занимался и, кажется, никто уже не будет.

— Дочери увлечение мое не поддерживали. Внук иногда ездил на охоту со мной, а как женился — сказал, что мяса не ест. Такая вот замкнутая на мне история.

Не можем не спросить про необычное имя мужчины. «Всю жизнь за него отдуваюсь — всем объясняю, что за имя такое», — смеется охотник.

— Мои родители жили 12 лет во Франции — до 1930 года примерно. Работали на заводе Renault, папа — механиком, мама — контролером. Собирали деньги, хотели быть сами себе хозяевами. Вернулись сюда. Купили недалеко отсюда хутор, стали работать, я родился уже здесь. Но потом все у них почти забрали, обрезали вокруг дома землю. Отец всю жизнь локти кусал, что вернулся сюда, хотел уехать, но куда там. Так он в колхоз и не вступил… Вот имя мое родом из Франции — оно им очень нравилось.

Мы в комнате, где домашний музей природы Иберта. Вот — голова кабана. Охотник только машет рукой: ай, мелкий хряк это. Вот на картине рядом изображен огромный, в 300 килограммов, кабан.

— Три пальца сала в нем было!

Вот огромные лосиные рога. Иберт говорит, что лось тот явно был выше человеческого роста. Но кто убил — неизвестно: рога-то нашли в лесу.

— Егерь тогда говорил, что так он этого лося оберегал, так холил и отгонял от мест охоты, но вот так получилось, — неожиданно на глазах у мужчины появляются слезы. — За рога эти приезжий немец-коллекционер машину мне свою предлагал оставить, но я отказался. Автомобиль я куплю, а рога такие поди найди!

Мужчина долго молчит, а потом начинает рассказывать про свою коллекцию чучел животных, которую собирал всю жизнь. В мини-музее сейчас — более 50 экземпляров. Еще часть трофеев — на кухне, в спальне и коридоре.

— Не все птицы и звери здесь добыты мной. Кого-то мне местные приносили. Аист вон — на него нельзя охотиться же — попал в капкан и утонул. Местные о таком сразу мне говорят. У белой цапли такая же история. Или вот поросенок. Я же на маленьких не охочусь. А этого, что на столе — нашли уже мертвым на дороге. Зачем собираю все это? Не знаю. Как-то начал коллекционировать и не могу остановиться. То норку принесут, то утку добуду. И сразу к специалисту-таксидермисту. Он мне и делает это все. Но сейчас как-то дорого все стало: раньше чучело тетерева можно было за 15 долларов взять, сейчас — уже 50. Не разгонишься.

Раньше к Иберту на экскурсию приезжали школьники, иногда заглядывали туристы. Он готов рассказывать о животных и птицах каждому, кто заедет в гости — бесплатно, долго и интересно. Говорит, что ведь многих зверей можно встретить только в дикой природе, а у него — вот они, дома.

Раньше у Иберта еще и на подворье жили дикие кабаны и косуля Дуся.

— Принесли ее маленькую. Видно, мать кто-то стрельнул. Коровье молоко им нельзя — за козьим каждый день по два раза ездил. Хиленькая косулька была, к врачу возил, выходил. Она ручной стала, по огороду хвостиком ходила за мной. А потом в лес убежала. Неделю погуляла и вернулась, а второй раз — нет. А мне так жаль. Думаю теперь, может, надо было какой бант на шею повязать. Она — очень легкая мишень для охотников и браконьеров. А так, может быть, увидев бант, остановились бы. Местные говорят, что видели недавно в лесу около Гожи стадо коз. Может, и она там где-то гуляет. Ну, я просто верю в это…

Коллекция чучел для него сейчас — единственная отдушина. Придет в комнату со зверьем — и, говорит, кажется, что в лесу. Иберта не смущает, что здесь стоит специфический запах химии, которой каждый год надо обрабатывать чучела.

— Вон филин, в лесах в округе их всего будет три-четыре штуки, может. Филин — он птица большая, откладывает по одному яйцу да и гнездится на земле. И в этот период оказывается легкой добычей для хищников. Эту птицу я добыл. Ну, как добыл? Молодой был, пошел на уток. Сижу ночью, а тут летит — шух-шух надо мной. Один раз, второй. В следующую ночь опять. Ну и я пальнул по незнанию. Оказалось, филин из Литвы к нам прилетал. Отдал таксидермисту, появился такой экспонат.

Сейчас в хозяйстве у мужчины остались только куры и «временные квартиранты» — дикие утки, которые прилетают на пруд в центре участка.

— Даже собак охотничьих не осталось. Только овчарка. Но она для охраны. И то на посторонних не лает, а только хвостом виляет.

Мужчина замолкает, а потом говорит, что не знает, кому все это будет интересно после его смерти. Хотя у него в планах прожить лет до ста!

— А что? Гадалка мне нагадала, что до 110 проживу. Все сбылось, что она рассказала, осталась долгая жизнь. Да и мне есть в кого быть долгожителем. Дед был сослан в Сибирь. Вывозить их отсюда начали за два дня до войны. Доехали до Минска и там эшелон разбомбили. Так дед в Сибирь не попал, а оказался в Персии, где и умер в 90 лет. Почему бы и мне не пожить? До 90 осталось совсем немного. А там и 100. Так что приезжайте еще раз.

Записки старого охотника

Жизнь — штука скоротечная. Не успеешь оглянуться, финал на горизонте замаячил. С высоты прожитых лет смотрю на нынешнюю суету с печалью и недоумением — куда же вы, люди, торопитесь в своей бесконечной гонке за так называемыми жизненными благами, престижем, имиджем и прочей атрибутикой красивой, «успешной» жизни? А она, жизнь-то, мимо вас идет, в том числе и охотничья. Не возникнет ли сомнение в канун этого самого финала — туда ли я ее потратил? Более сорока лет занимаюсь любительской охотой, повидать довелось всякого, но нынешняя ситуация уж больно удручает.

Фото Сергея Киселева

Сама охота превращается. да чего там, уже превратилась, в сплошное «развлекалово» для тех, у кого удалась эта самая жизнь. Вспомните, в былые времена охотник — это хороший солдат, почти готовый разведчик, снайпер…

Во время Второй мировой войны в войсках вермахта были проблемы с подготовкой снайперов, их надо было учить всему с азов, потому как охота у них уже в те времена была такой, как сейчас у нас, и этот их охотник ничегошеньки не умел, кроме «бах-бах». Или фильм «А зори здесь тихие…». Помните фразу командира наших девушек — хорошо, что, мол, у немцев нет настоящих охотников-промысловиков, а то бы они нас давно засекли.

А знаменитый финский снайпер-коротышка по прозвищу «Белая смерть», который семь сотен наших солдатушек укокошил, а пользовался винтовкой с открытым прицелом, и не потому, что оптика запотевает или блеск окуляра может выдать. Вовсе нет. Просто с открытым прицелом лучшая скорострельность. Вот и в поединках с нашими снайперами он всегда победителем выходил. Правда, потом пулю в голову он все-таки получил, но это уже другая история.

Так вот, до войны он был охотником. Занимаясь самостоятельно добычей диких животных, наш человек, да и не только наш, умел многое. Это и маскировка, и умение читать следы, ориентирование, умение обнаружить зверя до того, как он тебя увидел, и прочее…

Где теперь все это?

Представим такую ситуацию. Оказались в результате, предположим, катастрофы в совершенно безлюдных местах злостный браконьер Иванов с мотком проволоки и господин Сидоров с навороченным ружьем и полусотней патронов… Так вот, в живых останется, скорее всего, браконьер Иванов, хотя я весьма неуважительно отношусь к этому товарищу, а вот симпатяга Сидоров вскоре может помереть с голоду, потому как совершенно не знает, где искать дичь и как к ней подобраться на выстрел. Он привык, что за него все егерь сделает. А его, егеря-то, и нету!

О стрельбе. С умилением читаю многочисленные наставления о том, как научиться хорошо стрелять влет. Некоторые авторы умудряются давать такие ну прямо космической глупости советы, что просто диву даешься. К примеру, целиться в кончик клюва… или в основание шеи, брать упреждение на полтора корпуса, расставить ноги под таким-то углом, вес тела перенести на левую ногу…

О чем вы говорите, ребята?! Ну нет такой возможности при стрельбе из шалаша или скрадка. Тесно там уж очень. А если будет просторно, то дичь вас узрит и облетит стороной. Стрелять приходится по-всякому, и какой кончик клюва вы разглядите, когда все происходит мгновенно!

Приведу пример. Осень. Охота на уток на большом озере, из шалашей. В соседний шалаш егерь на моторке привез «клиента», высадил и укатил. Наблюдаю. Стрелял тот товарищ лихо. Да все по стаям, летящим под сотню метров над ним (место-то пролетное, егеря знают, где шалаши ставить). А вот одиночек или по небольшим стайкам, пролетающим на выстреле, не стреляет. Что, думаю, за олух?

Выпалил он из своего полуавтомата около сотни патронов, правда, сбил штук 6-7 уток. Попадали они в редкий камышок вокруг шалаша, естественно, подранками, и на недосягаемом для дострела расстоянии, а когда егерь за ним приплыл — ни одной и не нашли.

Позже, вспоминая эту ситуацию, я все думал — чего же он близких-то не стрелял? Потом осенило. Просто не успевал он их увидеть и правильно среагировать. Летящую высоко стаю видно издалека, тут можно и упреждение посчитать в корпусах. Вот, видно, и считал.

Ходовые охоты. Мне довелось охотиться самотопом на фазанов, куропаток, тетеревов, кекликов, рябков, саджу, уток почти всех видов, встречающихся в бывшем СССР, перепелов, зайцев-толаев, русаков, беляков, лисиц, корсаков и даже волков. Это помимо копытных. На волков преимущественно с напарником. Полтора десятка за два года мы отстреляли. Охотились в пустыне Бет-Пак-Дала в Южном Казахстане.

Во время таких самотопных охот дичь появляется всегда неожиданно и где угодно — сбоку, сзади, спереди и даже из-под ног. Очень часто приходится стрелять навскидку, то есть мгновенно. А если сказать более точно — автоматически.

Так вот, чтобы наработать этот автоматизм, необходимо стрелять. Часто. Много. И не по бутылкам, сигаретным пачкам и стаям гусей, летящих в небесах.

Это ничего не дает, поверьте, и попадать вы никогда не научитесь.

Стрелять надо только по движущимся целям. Зевнули утку из-за спины — все равно вскидывайте и стреляйте. Двадцать раз опоздаете, а на двадцать первый успеете и попадете. Стайка чирков вспорхнула с лужи в 15 метрах — вскидывайте, ловите на мушку и стреляйте, не раздумывая. Чем быстрее, тем лучше.

Будет практика — будет и результат. А мозг наш так устроен, что он сам поправки вносит, запоминая положительный опыт. Это я говорю тем, кто на охоте стремится заниматься именно охотой, а не общением, сопровождаемым обильными возлияниями, как сейчас принято.

Нож охотничий. Тема архизлободневная. Ну почти в каждом журнале и телепередачах мусолят ее нескончаемо. Когда вы видите фото нашего брата-охотника с внушительным тесаком на поясе, это не совсем охотник. Больше артист. И подвесил он данный атрибут, чтобы покрасоваться перед объективом. Все мы остаемся в какой-то степени детьми, и этот тесак — одна из наших любимых игрушек. Чего греха таить, я и сам подвержен этой страсти, и ножей у меня за все годы побывало ни один десяток, и так же болтались они на поясе.

Все дело в том, ребятки, что нож на поясе — это очень неудобно, мешает он здорово, особенно когда патронташ типа «бурский». Но мы никак не хотим этого признать. Каких только оправданий не находим — и под рукой должен быть, и вытаскиваться из ножен должен быстро, мол, зверя добивать, если что, или от раненого секача обороняться. Так и хочется спросить у такого советчика — сам-то ты пробовал раненого секача ножичком добить? Думаю, вряд ли. Иначе бы не советовал.

Со всей ответственностью говорю — за сорок с лишним лет ни у меня, ни у моих друзей и просто знакомых охотников ни разу не было случая, когда бы возникла необходимость выхватить из ножен нож и кого-то там добить. Зато мне известен случай с одним из моих приятелей, когда он за неимением ножа (забыл дома) сумел ошкурить и выпотрошить сайгака… цевьем от двустволки (ИЖ-54 или ТОЗ-БМ, не помню точно), там есть такая довольно острая часть, металлическая.

В общем, однажды любимый ножичек у меня благополучно перекочевал с поясного ремня в рюкзак, да так там и оставался в дальнейшем. Это оказалось гораздо удобнее поясного варианта. Позже у нас были соревнования в геологии, принимали участие три экспедиции. И называлось это мероприятие «спартакиада». Была там и рыбалка спортивная. За 3-е место я получил приз — большой складной нож под названием «Чабанский», с длиной лезвия 13 см! Это оказалось самое то!

Пластмассу на рукоятке я заменил на дюраль и дерево, и вот уже много лет нож мне верно служит и на охотах, и на рыбалках. В обычных карманах из-за величины он не помещается, поэтому на охотничьих брюках я нашиваю, справа на бедре, специальный карман с застегивающимся клапаном, где нож постоянно и находится. Очень удобно. И никогда не забудешь, не потеряешь, и не мешает. Что, как говорится, и вам советую.

Тянет в поле, или Нарратив старого охотника

За черной полосой зяби, набухшей от дождей, тянется озимое поле, левый край его провалился в низину, а правый «выскочил» на угорчик с отсеченным уголком, при этом будто похожим на загнутую страницу книги.

– Русак там, в бурьяне лежит, сто процентов даю, – говорит возбужденно Маргось. – И здесь лежит… – указывает он рукой на скинутый с плеч рюкзак и бережно положенный на траву. Все слышали одиночный выстрел, но не верят Маргосю до тех пор, пока тот не развяжет лямки и не вытащит на всеобщее обозрение выбеленного русака со стеклянными глазами.

– На кровях, на кровях… – поспешно бросает хозяин заполеванного зайца, достает из нутра рюкзака полиэтиленовую бутылку, наливает в лафитник:

– Охотник пьет первым. Ну, дай Бог не последняя. – Маргось махнул рюмку, от удовольствия замер, выкатил большие глаза, провел ладонью по животу:

– А-а! Хорошо пошла!

– Как это по-украински звучит, «ты глянь, яке падло…» – замечает доктор Александр Иванович. Маргось будто не слышит в его адрес громкого смеха:

– Давай-давай… – торопит он, – троих в загон, остальные на номера.

Проходим через густой лозняк к Удаю. Часть бригады повернула вправо, в загон. Остальные – на номера. Я иду последним. Значит, мой номер первый.

– Оставайся, – подтверждает мои мысли Андреич, кивает головой на мощный невдалеке осокорь. Прошел несколько метров, оглянулся, и еще раз указал выразительным жестом руки. Я осмотрелся. Место – с подростом, неплохое для скрада. Слева пролегают редкие кусты со свалявшимся травостоем, дающие хороший обзор, в то же время хорошо маскируя.

«А-а-у. Пошел!» – донеслось до меня. Заработала гончая, вскоре к ней присоединились голоса других собак. Сомнений не было – натекли на лисий след. Патрикеевна водила собак по всему отъему, гон то удалялся, то вновь нарастал с новой силой, но вот голоса замолчали. Я внимательно смотрел на чистинку, голый кустарник. И не напрасно. Кумушка бежала легким аллюром, оглядываясь назад. Наверное, она была довольна тем, что легко оторвалась от собак. В душе я поаплодировал ее сметливости.

Загонщики сместились вправо, номера сосредоточились ближе к нарезанному дорогой острому углу массива. Я же стоял в отдалении. Смотрел на не спеша бегущую кумушку и уже принял решение: как только окажется в прогале… После выстрела лисонька ткнулась мордочкой в траву, дернулась несколько раз и затихла. Подвесил хищницу на ветку, и стал наблюдать за работой собак: как те добегали до места, где лежала лиса, торопливо обнюхивали все вокруг, ища след.

Решили взять соседнее поле, вышли на простор. Молчат собаки, челночат, опустив головы, землю. Все грешат на погоду. Выпавший несколько дней назад снег растаял. О следах нет и речи, лишь на болотистых тропах, дорогах, где чернеется месиво от тракторов, машин встречаются отпечатки копыт кабанов, косуль, да пенистая, взмутненная вода в траншеях каналов указывает на переходы зверей.

У нас привал. Собираем сухие валежины на костер. Вот уже потянулся сизый дымок в небо, к плывущим облакам. Около груши-дички мужики развязывают свои рюкзаки, достают, чем подкрепиться.

– Сашка, расскажи байку про кабана? – прошу я Маргося. Тот мгновенно озаряется улыбкой, заговорщицки смотрит на меня.

– Рассказать. Слушайте. Заходим в очередную загонку. Андреичу говорю: «Зайди справа, а я пойду крайним на номер». Стал. Смотрю, заяц пробегает в тридцати метрах от меня. Стреляю картечью. Мажу. Хлопцы стреляют, я считаю, раз, два… шесть. Да сколько можно? А на номера зверь не идет. Слышу, Васильич ударил…

Только тут до меня доходит: «Ах ты, чертушка, это ты про меня… ну валяй, чего уж там».

– Я прибегаю и вижу такую картину. Вася сидит на кабане, а Васильич ходит рядом, в дуло ружья смотрит, ничего понять не может. У него патрон остался в стволе, после осечки. Капсюль воспламенился, а силы вытолкнуть пулю не хватило.

Дополню тут Маргося. Все пошли переходить канал, я же подумал: негоже «моржу» бить попусту ноги» и решил перейти канал. Воды – по грудь, дно – заиленное. Поскользнулся, патронташ – в воде.

– Кабан-то небольшой, – замечаю Маргосю.

– Нет, красиво ты его положил.

Смотрю на разгоряченные лица охотников. Совещаемся, куда идти дальше.

– Бурьян у конторы можно захватить, – предлагает Андрей.

– Заяц там будет. – поддерживают его.

– Пойдешь по-над лесом, а мы – по центру, через долину, загонка тут небольшая, около километра, – говорит мне Пантеха.

Поднимаюсь, закидываю за спину ружье, спешу. Прошел до самого края, проселок повел резко влево, уводя за собой высокие гладкоствольные сосны с густыми кронами на верхушках. За моей спиной «гопало», да так громко и протяжно, что казалось, весь лес ходит ходуном. То команда из Киева отрабатывала лицензию на кабана. Ухнул выстрел, поспешно – другой. Видимо, стрелял молодой горячий охотник, на которого выбежал зверь. Предстало лицо парня, стоящего на номере, с кем мы пообщались полчаса назад. В руке он держал разломленный ИЖ-54, в патронниках золотились на солнце донышки гильз.

– О! сразу видно, стендовик, – сказал я поздоровавшись. Он улыбнулся, ответив на приветствие.

Подумалось: «…Тот не промазал бы». Прошел вдоль канавы, перешел дорогу, увидел сиреневого цвета замызганную «Ниву». На фоне зеленых ветвей замелькала ондатровая шапка Пантехи. Загонка, как и предыдущая, оказалась без зверя.

«Нива» остановилась, из кабины донесся лай собак. Вышли двое, тепло поприветствовали Василия. Один из охотников был мне знаком. Внимание привлек его партнер – моложавый мужчина, невысокого роста, коренастый, в вязаном джемпере, черных шароварах с густой чуприной-оселедцем на голове. «Не иначе, потомок казаков…» – пронеслось в сознании.

– Бабник, охотник от Бога, мясом на базаре торгует… – сказал мой знакомый про своего приятеля. В словах – скрытый восторг: «Умеют же люди жить!» Интерес к новому знакомцу угасает.

– Может, возьмем ближайшую балку, а вдруг кабан… – предложил «казачок».

– Нет-нет, – отвечают ему.

Мы идем за Удай, с трудом пробираемся через уремные места русла речки. Где-то там стоят машины.

– Смотри, куда я наступаю! – сторожится идущий впереди, шаркающий по льду сапогами щупленький Пантеха, – не то провалишься.

Я следую совету приятеля и думаю о том, кого можно встретить среди нашего брата. Одни рады одному: лишь бы стать в очередь за мясом, другие – в поисках адреналина, самоутверждения, третьи… Кабанья охота «на булат» практикуется и у нас, в частных хозяйствах. Суть, которой брать вепря не пулей, а штыком. Такой видел у Пантехи, подарок знакомого, лезвие тесака – сантиметров сорок. «Наши охотники тешат себя не с матерыми секачами, а с подсвинками», – рассказывал егерь Иван. Что ж, каждый выбирает ношу по себе.

В последние годы выезды в охотугодья не отличаются особой добычливостью, бывает, за сезон и стрельнешь-то раз-два. А тянет, вновь тянет с какой-то ностальгией в поле, лес, на болота. Так хочется еще раз перевернуть страницу непрочитанной книги. Об охоте.

Рассказ о старом охотнике

Охота — древнейшее занятие всего рода человеческого, средство пропитания. Именно охота предопределила переход от строя собирателей к новой формации — добытчиков. В последствии охота стала развлечением для элит. А в наших местах охотой добывали пропитание вплоть до 90-х годов. Охотников ценили и уважали.

В голодную зиму 1945, в деревне померли от голода все коровы, хлеб и картофель еще по осени сдали на нужд фронта, сами деревенские питались заготовленными кореньями. В ту же зиму демобилизовали парня 22 лет — Сабира, списали по ранению. Немного похрамывая на левую ногу он прошел от станции до родной деревни почти 70 км, богатые до войны деревни выглядели полувымершими — одни бабы с детьми, старики да старухи. Да и в домах было хоть шаром покати. Еще подходя к старому погосту который встречал всех путников идущих к деревне списанный солдат удивился обилию следов на снегу оставленных хищниками.

Оказалось что за три года войны без мужиков тут распоясалось зверье. Тайга обступавшая маленькую деревню со всех сторон стала опасной для ее жителей. Даже по ягоды и грибы далеко не отходили. Зайдя в родной дом его обступили исхудавшие братишки и сестренки, 5 ртов, самому взрослому 10 лет, а мать едва-едва оправилась от болезни. От отца же похоронка пришла еще в том году с Курска. Выяснилось что сейчас Сабир единственный мужик в деревне, остальные или совсем зеленые или же старые слишком. В вещмешке солдата было с десяток сухарей, да и пара черствых пряников которые он вез для своих сестренок, этим же и отметили встречу солдата.

Следующим утром Сабир снял отцовое ружье висевшее над дверью, нашел патроны на чердаке, достал из сарая охотничьи лыжи и отправился в лес. До войны он тоже охотился, но тогда был отец он и поучал совсем юного Сабира: уважай зверя он твой кормилец, не пали напрасно, на ружье уповай да про нож не забывай. Все эти советы тогда казались какими то аморфными, ведь на охоте все понятно увидел зверя — стрельнул, завалил его и все. А вот сейчас Сабир хаотично пытался их вспомнить, как отец искал зверя, как выслеживал его по едва заметным приметам — по примятой траве, по шуму птиц в лесу, по едва видным следам. Но сейчас лютая зима и со следами было проще. Через два часа Сабир вышел на свежие следы косуль, в ста метрах у ольховника тревожно водили ушами несколько животных.

Вот оно, спасение, осталось подстрелить. Сабир осторожно пробирался к животным, взвел курок и осторожно поднял ствол ружья. Раздался выстрел, косули моментально бросились наутек, все кроме одной. Косуля судорожно билась пытаясь подняться из снега. Охотник торжествовал! Он добежал на лыжах к косуле, вытащил нож и как учил отец попросил прощения у животного и одним ударом прекратил его мучения. Домой Сабир возвращался неся на себе не просто тушу убитой косули, но и спасение от мучений голодом. В те голодные годы не выкидывали требуху и внутренности — все шло в ход, мать солдата раздала несколько кусков соседям.

Следующим днем Сабир вновь ушел в лес, конечно не всегда везло, но бывший солдат приносил добычу и этого хватало на пропитание всем жителям деревни. Так один охотник сумел спасти деревеньку. Прошли годы, уже будучи почтенным стариком Сабир-бабай оставался охотником, настоящим охотником — обустраивал кормушки, сыпал овес, следил за численностью хищников в лесу. Часто вспоминал тот голодный 1945, и действительно благодарил тех животных которые спасли его и семью. И поучал молодежь как когда то отец — не пали напрасно, уважай зверя.

Давно нет в живых старого охотника, все чаще приезжают на охоту на джипах да снегоходах — иностранные карабины, коллиматоры, оптика. И становится действительно горько, что некому больше поклонится лесу-кормильцу и попросить прощения у животного перед роковым выстрелом.

Источники:

http://www.comgun.ru/gun/728-sovety-starogo-oxotnika.html
http://news.tut.by/society/657492.html
http://www.ohotniki.ru/hunting/societys/societys/article/2014/03/23/641115-zapiski-starogo-ohotnika.html
http://www.hunting.ru/blogs/view/166204/
http://zen.yandex.ru/media/id/5a71613dad0f223e80e09305/5ac5d67a7ddde81950d11f84